Mедицина как она есть

 

B день, когда мы должны были отметить мамин день рождения, мама попала в больницу. Позвонила мне рано утром, мы помчались к ней, вызвали скорую, сказали, куда везти, и приехали в лучший госпиталь в нашем штате. Hа скорой была прекрасная команда, в отделении острого кризиса (простите, не могу перевести на русский некоторые слова) было нормально, а потом перевели в отделение просто кризиса, и начался ужас.

В палате на двоих было грязно и обшарпано. Торчала фанеровка на медицинских ящиках, в туалете не было корзинки для использованных бумажных полотенец, мамин прикроватный столик хорошей модели был липким от жира, пришлось мыть самой, что было бы последним горем, если бы у двух раковин (одна крошечная в туалете, одна хорошего размера в палате) были нормальные краны. Средний пенис, уверяю вас, размером больше этих кранов. Вода из них попадает в раковину только, если ничто не мешает ей туда попадать, а если под этой струёй находятся руки, брызги летят куда угодно, только не в раковину. Короче, моешь руки, а потом всё вокруг. Впрочем, это болезнь большинства госпиталей, так они экономят деньги, разбрызгивая заразу и грязь.

Койка - это вообще ужас. Годится она только для перевозки покойников, хотя можно регулировать нажатием кнопки всевозможные углы, выпуклости и вмятины. Встать с этой койки обычного роста человеку тяжело, потому что ослы, которые проектировали эту койку, не сообразили, что в опущенном состоянии барьеры должны быть ниже поверхности койки, а в идеале, сдвигаться (или задвигаться) под неё. Как только больной спускает ноги, этот барьер врезается в тело, причиняя больным сильную боль. А больные маленького роста, как моя мама, которые должны сползать с кровати по технике безопасности страдают ещё больше.

Казалось бы, какая проблема встать с кровати у человека любого роста, который в состоянии это сделать? Ан, нет! Кровать опускается только до определённого предела, потому что под неё запихали всё оборудование и приводы. Вероятно, у проектировщика был комплекс перенаселённой квартиры. Нy и дураки, подумает нормальный человек. Во всех госпиталях есть специальные табуретки, очень устойчивые, с ручкой сбоку, чтобы больному было за что держаться. В этом отделении их не было, и никто не поднял зад найти и принести из другого, хотя в отделении острого кризиса, где больные не встают по разным причинам, я видела такую табуретку.

Но это всё присказка, сказка будет впереди. Каждый пациент имеет связь с медсестрой по специальному телефону. Точнее, не с медсестрой, а секретарём, этот секретарь сообщает просьбу больного (обычно это просьба отвести в туалет или дать судно) свободной медсестре. И вот здесь начинаются сказки Гауфа. Вот одна из них.

Я была с мамой всё время. Ночью мамина соседка по палате позвонила с просьбой отвести её в туалет. Стол секретаря находился прямо напротив нашей двери, и я слыхала каждое слово. Её просьба не была передана никому. Хорошо (точнее, плохо) подумала я. Через 10 минут я пойду сама к медсёстрам, которые сидели за этом же столом, но немного дальше. Когда я пишу "медсёстры", это значит их всегда не меньше 4 на крошечное отделение.

Через 10 минут женщина опять позвонила, всё повторилось, и тут я вылетела из палаты. Нехорошо повышать голос в 2 часа ночи. Но очень хотелось сказать, всё, что я о них думаю, что я и сделала. Медсестра мгновенно примчалась в комнату. Как можно заставлять очень больного человека терпеть, я не знаю. Надо отметить, что женщина, кстати, красавица, была из Гондураса. Лет ей было примерно 75, по-английски она почти не говорила. С 9 утра и до позднего вечера с ней были сын и дочь, тоже очень красивые приветливые люди. По очереди приходили многочисленные члены клана, не причиняя никакого неудобства, бывают же такие люди. В общем, у меня сработал стереотип, и я подумала, что медработники просто дискриминируют латинос.

Потом её или выписали, или перевели в другое место в 9 вечера. Я молила бога, чтобы не привезли очень тяжёлого больного на её место. Но бог, как известно, такими делами не ведает. В 11 вечера её кровать была наскоро прибрана, и привезли в 1:30 ночи тоже пожилую латино-американку с ампутированной ниже колена сантиметров 15-20 ногой. Она не говорила по английски вообще ни одного слова, её испанский был таким странным, что я понимала только отдельные слова, а Гондурас говорил на шикарном испанском. Но и отдельных слов на испанском хватает, чтобы понять, что надо человеку, если есть желание. Во всяком случае, я могла дать ей воду, когда ей разрешили пить, и позвать медсестёр, когда она звала.

Маленькое отступление о языке. Испанский здесь знают многие. Была медсестра и был один врач с испанским. Есть сервис переводчиков, которым пользовались с этой женщиной, её звали Кармен. Она была из Вустера, что не близкий путь до Бостона. За сутки, что она лежала в палате к ней только один раз позвонил сын. Как же это грустно. Была молодой, красивой, любила, рожала, а на старости лет лежит одна без языка с ампутированной ногой. И ничего не понимает. Ночью после операции ей не одели специальную штуку, и нога согнулась в колене. НАВСЕГДА согнулась. Утром пришёл хирург, медсёстры сказали ему, что она не дала им одеть этот каст. Я не судья, я не могу сказать, что они обманывают, но обманывают же суки! Невозможно отказаться в госпитале от такой важной процедуры. И врач стал по английски достаточно грубо говорить ей, что теперь она не сможет носить протез, потому что нога согнута.

И теперь, сегодня ей надо делать ещё однy операцию, ампутировать ещё выше. как-будто она виновата. Есть много анекдотов как эмигранты пытаются жестами и громким голосом объясниться с американцами, что говорит о нашей тупости. Этот хирург точно также распылялся перед ничего не понимающей старой женщиной, испытывающей сильную боль после наркоза. Думаю, никто не догадается, какое обезболевающее ей дали после. Тайленол! Я всем им пожелала получить такое же лекарство, когда у них так заболит. От всей души пожелала, наверное, исполнится. Когда я ТАК желаю, обычно исполняется.

Днём её увезли на операцию, и я опять подумала, что не дай бог быть без языка в госпитале. После Кармен палату пришла убирать очень зло выглядевшая средних лет чёрная женщина. Да, пошли все к чёрту со своей политкоректностью. Из моих личных наблюдений чёрные добрее белых, но уж если расисты, то всем расистам расисты. Убирала она хорошо. Даже если я её не видела, то по звукам было ясно, хорошо убирает. Я тем временем читала маме выступление Губермана в Лондоне, и мама хохотала как здоровая. Когда уборка была окончена, женщина по дороге к выходу остановилась и сказала, что ничего не понимала, но читала я очень хорошо, и голос у меня красивый. очень приятно было.

Как говорится, свято место пусто не бывает. И моя уверенность в дискриминации эмигрантов немедленно была изничтожена к моему стыду. В палату привезли американку. Типичную янки, блондинку, с акающим бостонским акцентом, слегка грубоватую, нетерпеливую, лет 80. У неё было очень мало кислорода в крови со всеми вытекающими проблемами. Она была одна. Я опять бегала к медсёстрам, потому что дежурная секретарша, ведьма с разноцветными дредами просто сняла трубку с телефона. Медсёстры самым удивительным образом избегали что было сил подходить к ней, пока не пришёл её друг. Слава богу, он сам с лёгкой простудой, всё-таки набрался сил. Как же всё сразу изменилось. Медсёстры запрыгали вокруг, принесли лекарство и кислород, перестали относиться к ней как к шарлатанке. Может быть, это было совпадением. Моя жизнь опять стала легче, морально легче, сбегать за медсестрой не трудно.

Я сделала очень простой вывод. Они дискриминируют всех, независимо от расы или возраста или пола. Им так легче. Единственное, что может улучшить положение больных, это камеры наблюдения. Мои внуки ходят в детский сад, где стоят камеры, которые просматривают каждый угол. Моя дочка с работы постоянно смотрит, что происходит в детском саду. Так же должно быть в госпиталях и домах престарелых как минимум.

Ну, и на десерт такая байка. Приносит медсестра, надо сказать, последний день у нас была замечательная медсестра, маме лекарства и перечислает их. Моё совсем нетренированное ухо улавливает два странных лекарства: аспирин и лизиноприл 20мг. Проверьте пожалуйста, говорю я. Маме дают очень много лекарств разжижающих кровь, аспирин может быть лишним, и лизиноприл проверьте пожалуйста, это единственные таблетки я пью, всего 5мг. После проверки оказалось, что аспирин прописан по ошибке, а кто прописал лизиноприл, они даже не нашли, но он не нужен вообще!

А какая там еда, описать трудно. Во всяком случае, гороховый суп советских больниц это амброзия по сравнению с госпитальной в штатах. Можно, конечно, если есть кому ходить, покупать в кафетериях, кафе и ближайших ресторанах. Главное, кому-то быть рядом.

Не подумайте, что я какая свинья. Я им очень благодарна, во-первых, мам ушла домой в хорошем состоянии. И это самое главное. В этом госпитале прекрасные врачи и прекрасное оборудование. Во-вторых, за то, что мой мозг внезапно начал работать как в молодости, а то совсем зажирел от спокойной жизни. B-третьих, что они разрешили мне практически жить в палате. Раскладушка была ужасная, но зато я сегодня-завтра куплю самую лучшую на рынке, даже две. И внукам будет хорошо, когда у нас останутся, и мои телеса болеть по утрам в больницах не будут.

П.С. Пришла на работу, рассказываю сотруднику. А он мне говорит, 19 января в Бостон Глобе статья о домах престарелых. Женщину, практически, убили. Вот такие пироги. Я обязательно переведу, но это другая история.

П.П.С. Надо сказать, что когда мы приехали, всё было совсем не так. Совсем-совсем не так. медсёстры были доброжелательными, нянечки внимательными, уборщики совестливыми. Всё меняется. Техника пока не может без людей. Пожилые медсёстры, кажется, звереют от всё большего количества программ и аппликаций к ним. Кто-то получает мега прибыли и не думает о людях. За последние 25 лет многое изменилось не к лучшему.

Всем желаю быть здоровыми или запастись кучей любящих родных:)

это тот голос, который понравился недоброй женщине.